Эланор
"Бездна"
Рейтинг: PG-13.
Жанр: мистика, драма.
Предупреждение: angst.
Пара: ТХ\КМ.
Публикация на сайте: 8.03.06.
Аннотация: когда-то Уран и Нептун предали своих подруг, чтобы спасти галактику. Какова цена этого предательства и как им жить дальше.
Что огнем сожжено и свинцом залито –
Того разорвать не посмеет никто!
С тобою смотрел я на эту зарю –
С тобой в эту черную бездну смотрю.
И двойственно нам приказанье судьбы:
Мы вольные души! Мы злые рабы!
Покорствуй! Дерзай! Не покинь! Отойди!
Огонь или тьма – впереди?
Кто кличет? Кто плачет? Куда мы идем?
Вдвоем – неразрывно – навеки вдвоем!
Воскреснем? Погибнем? Умрем?
Александр Блок, "Ангел-Хранитель"
Глава 1: Темнота.
…Крылья. Тяжелые огромные крылья, рассекающие пространства, где нет Времени. Глаза. Мудрые, ласковые, неземной красоты глаза. Им хочется отдать все, все без остатка, даже свою душу…Белое лицо в обрамлении коротких темно-фиолетовых волос металось по подушке.
Кто-то поднимается по ступеням: двенадцать, потом лестничный пролет, потом еще десять. Заходит в комнату. Руки. Черные, длинные пальцы, внушающие ужас, не знающие пощады, не останавливающиеся ни перед чем. Но это уже другие руки, тонкие, белые, нежные, они развязывают шелковую ленту, они проводят по коже… И лепестки сакуры кружатся на легком ветру, нежные, розовые…
- Я не хочу, не надо, - пробормотала девочка. Глазные яблоки под нежной кожей век двигались: она подглядывала чужую жизнь, в темноте, она смотрела свой ночной кошмар.
А это… опять те же руки с длинными пальцами, с них клочьями свисает темнота. Они несут только погибель. Они пробегают по чьему-то телу. Вот оно, лежит на полу какой-то комнаты. Это девушка.
Хотару почти задохнулась во сне – она ее узнала!
В соседней комнате у включенного светильника с ногами в кресле сидела молодая женщина и читала книгу. "Ангел," – прочла она, - "в переводе с греческого "вестник"…"
Он летел, рассекая крыльями эфир, летел, чтобы узнать, что произошло. Никто не может себе позволить так с ним поступить. Пребывая в своей вечной тьме, он чтил законы существования, он не нарушал их, и они жили согласно. Тьма и свет. Он увидел полоску света, которая росла, наконец, превратившись в огромную сияющую платформу, висящую в пространстве.
Сияющий ангел повернулся, услышав веяние крыльев. Он улыбнулся приземлившемуся на сияющие плиты, и сияние его улыбки ослепило бы любого смертного.
- Здравствуй, Аваддон! – пропел он ангельским голосом.
Огромные черные крылья сложились на спине прибывшего. Мягкие лапы коснулись сияющих плит. Он напоминал огромную черную пантеру, только глаза были древние, знающие все и вся.
- Со здоровьем у меня все хорошо, - не очень любезно ответил он. – И тебе того же желаю, Рафаил.
Ангел качнул головой, так что его золотые кудри, отливающие ослепительным светом, рассыпались по плечам, казалось, будто это золотое облако слегка изменило очертания.
- Я знаю, почему ты здесь, - сказал он, как будто не замечая недовольства в голосе Аваддона.
- Замечательно, - пантера облизнулась ярко-красным языком, - две души покинули мои владения. Меня обокрали. С вашей помощью. Я требую эти души обратно. Я имею на них все права. Если вы не восстановите равновесие, я пошлю своих детей в их мир и заберу их сам.
Рафаил покачал головой.
– Они не были украдены. Она искупила их предательство, сияние ее души разлилось и залило всю галактику. Только благодаря ее свету их возрождение стало возможным.
Пантера махнула гигантским хвостом, отливающим черным сиянием, показались белые клыки – Аваддон хохотал.
– Только не надо. Они сами пришли ко мне, их никто не подталкивал. Это был их собственный выбор. Они сами выбрали предательство, пожертвовали своими душами. И выкупить себя они могут только сами. Если смогут. Нечего прятаться за спину чужого сияния, если потеряли свое. Ты ведь знаешь, сияющим душам не место в моей бездне.
- Тогда тебе придется вернуть их самому, - тихо промолвил Рафаил. – Дети бездны. Ты пошлешь их в тот мир. Ты знаешь закон: они не имеют права калечить души. Тебе нужно будет проследить за своими детьми. Хотя мы тоже будем следить. Эти души должны вернуться по своему желанию. У тебя мало попыток. Нашему и тому мирам позволено соприкасаться только в исключительных случаях.
Аваддон склонил черную голову.
– Нечего меня учить. Я все это знаю, - он снова махнул хвостом, создав вихрь. - Такого не случалось давно. Я бы с удовольствием посетил тот мир сам.
- Ты прекрасно знаешь, что ангелам запрещено появляться в мире людей, - равнодушным голосом сказал Рафаил. – И поэтому ты не можешь ничего, кроме как полагаться на других. – Он помолчал немного. – Отпусти их. Всего две души. Эта ничтожная крупица.
Аваддон покачал головой.
- Души любят счет, тебе ли этого не знать. Похоже, эти две души, сами того не зная, станут причиной очередного противостояния между нами.
- Между нами вечное противостояние. На нем держится мир. Тебе ли этого не знать, ангел бездны. - Рафаил улыбнулся. - Мы оставляем за собой право помогать им.
Древние глаза пантеры сверкнули бездонным ужасом.
- Вам их не спасти.
Черные крылья взмахнули, мягкие лапы оттолкнулись от сияющей поверхности. Аваддон парил в эфире: он возвращался к себе.Золотой ангел долго смотрел ему вслед.
- Нам, нет. Но возможно, тебе удастся.
Сецуна вынырнула из горячей ванной и провела руками по волосам и по лицу, убирая ручейки воды. Она протянула руку к стопке полотенец и, взяв одно, обернула его вокруг себя. Второе полотенце, больше напоминающее простыню, было завернуто тюрбаном вокруг ее длинных волос. Была суббота, выходной день, поэтому утром она решила принять ванну.
Когда она вышла, в махровом халате и босиком, все еще с тюрбаном на голове, Хотару сидела на краешке своего стула за кухонным столом и размешивала чай. Темно-фиолетовые глаза смотрели куда-то за пределы реальности и движения руки, держащей ложку, были чисто механическими. Девочка услышала шорох ткани и, повернувшись, улыбнулась.
- Сецуна-мама, я заварила зеленый чай, как ты любишь. Садись, после ванной чай очень хорошо.
Сецуна улыбнулась и, налив в чашку темно-зеленой жидкости, села рядом.
- Мы должны им помочь, - сказала вдруг Хотару. Сецуна промолчала.
- Сецуна! – это обращение, презревшее все приличия, резануло слух молодой женщины. Она подняла свои глаза цвета спелой черешни и пристально посмотрела на девочку. Хотару смотрела прямо на нее, ее глаза горели, лицо казалось белым, как мел. Сецуна покорно вздохнула, закрыла глаза.
- Это может быть очень страшно, – произнесла она.
Хотару кивнула.
- Я знаю. Но мы должны помочь. Без нас они не смогут ничего. – Она помолчала. - Или ты не хочешь, Хранительница? Может, ты боишься? – посыпался шепот.
Гранатовые глаза смотрели спокойно, грустно, устало, всезнающе, фиолетовые глаза смотрели мудро, страшно, бездонно.
- А ты не боишься?
Хотару усмехнулась.
- Может, и боюсь. Я боюсь каждую ночь. Я вижу сны, которые бы сделали седым взрослого. И ты их видишь. Мы все когда-то попадаем на ту сторону, смотрим из темноты, наслаждаемся темнотой, ждем ее, живем ей. Но это лишь иллюзия, потому что в темноте нет жизни, это самообман, но он может стоить жизни. Нужно бороться с темнотой.
Сецуна чувствовала, как холодные мурашки пробегают по ее телу. Хотару обреченно вздохнула.
- Я расскажу тебе мой последний сон, и потом мы поедем туда и заберем ее.
Ночь с четверга на пятницу
Пятница, утро
Харука захлопнула багажник своей машины. Балансируя с пакетами, наполненными до отказа, в обеих руках, она прошла по узкой тропинке к маленькому домику, который просто утопал в зелени, и пнула ногой калитку. Та со скрипом распахнулась. Девушка прямым ходом направилась к распахнутому окну и просунула голову между развевающимися шторами.
- Привет! Я вернулась!
Мичиру подняла голову от нотной тетради.
- Привет! – она улыбнулась. – Нормальные люди, Харука, входят через дверь, а не через окно.
Харука уже примостила пакеты на пол комнаты и, сидя на подоконнике, просовывала вторую ногу через окно.
- Имею я право, находясь на отдыхе, входить так, как мне хочется, - проворчала она. – Тем более, здесь низкие подоконники, грех не воспользоваться. И потом, тебе же не нужно открывать. - Харука кивнула на нотную тетрадь, лежащую на столе в гостиной. – Что-нибудь выходит? – Она сняла обувь.
Мичиру покачала головой.
– Я не могу сосредоточиться. - Она встала и направилась за Харукой на кухню. - Что ты там купила? – Она заглянула в один из пакетов, полный бумажных коробок. – Салаты. А мне? - Харука указала на другой пакет. Мичиру вынула из него длинную коробку. – Суши! – Она быстро ее открыла, вынула рисовый шарик и отправила в рот. – Как вкусно!
- Тебе еще не надоело, - осведомилась Харука. – Ты их ешь уже какую неделю. И не ешь руками! – Она раскрыла одну из бумажных коробок и запустила туда палочки.
Мичиру даже ухом не повела.
– Не придирайся, - промычала она с набитым ртом.
Они сели за стол друг против друга. Они жили здесь, на побережье, уже несколько недель. После пережитого им было тяжело оставаться в одном доме с Сецуной и Хотару. Хотя ни та ни другая ничем не показывали, что в их отношении что-то изменилось, атмосфера общности была нарушена. И однажды Харука упаковала вещи и сказала, что они с Мичиру уезжают. Сецуна промолчала. Хотару смотрела на них своими недетскими глазами и тоже молчала. Харука поняла, что это конец. Они так и остались в ее памяти, на крыльце их дома, когда вышли их проводить: высокая молодая женщина в строгом брючном костюме и маленькая девочка в черном платье, держащая ее за руку. Они стали вдруг такими далекими и чужими, что Харука с трудом вела машину. Такого с ней не случалось никогда. И вот недели проходили одна за другой, и она совершенно не могла себе представить, как они когда-нибудь смогут вернуться.
- Как ты думаешь, они когда-нибудь смогут нас простить, - медленно произнесла она.
Мичиру молчала, она перестала есть.
– Я не знаю. Разве такое можно простить?
Харука молчала очень долго. Ответ был очевиден.
– Хорошо, что ты со мной, - заключила она, наконец.
Мичиру смотрела на нее своими голубыми глазами, не мигая, и молчала. Это была какая-то игра: кто кого перемолчит. Последнее время они только в эту игру и играли. Мичиру встала, открыла холодильник и положила туда коробку.
– Я пойду приму ванну, - сообщила она.
Харука кивнула. Она сидела и смотрела, как деревья за окном отбрасывают вечерние тени, как эти тени удлиняются с каждой минутой, заглатывая светлые пятна, как наступает темнота. Она сидела так каждый вечер, часами, и думала, думала, думала. Потом она поднималась наверх, в спальню, и проваливалась в ту же самую темноту. Ей редко снились сны.
Так же все было и сегодня. Она встала и направилась к лестнице на второй этаж, считая ступеньки: их было двенадцать, потом лестничный пролет, потом еще десять. Она знала это, но все равно считала каждый вечер. Она поднялась и толкнула дверь в спальню. Мичиру сидела на кресле, подобрав под себя ноги, и читала книгу. Когда Харука вошла, она даже не подняла головы. Она так и сидела, уткнувшись в книгу, пока Харука ходила по комнате, выдвигала ящики комода, расстилала постель. Она вздрогнула лишь, когда закрылась дверь в ванную.
Харука стояла под душем, вода была такой горячей, что в ванной было не продохнуть от пара. Она посмотрела на свою руку – она была красной и, по крайней мере, раза в два превосходила свой обычный размер. Ей не было больно, не должно было быть больно, ведь этими самыми руками она убила Сатурн, достала ее звездное семя. И сильнее той боли не могло быть ничего. Она закрыла воду. Пар растаял, ей стало холодно.
Когда она вышла, Мичиру все так же сидела и переворачивала страницы книги, на ней был ее любимый шелковый халат с длинными рукавами, расшитый необычайной красоты цветами. Харука присела на подоконник, смотря на нее, она смотрела долго, потом тихо сказала:
- Подойди ко мне.
Мичиру с удивлением подняла голову, но встала и подошла. Она стояла и ждала. Харука протянула руку и потянула за пояс, шелковая лента послушно развязалась. Мичиру стояла, не двигаясь, смотрела на нее и молчала. Харука встала, прошла мимо нее к противоположной стене и щелкнула выключателем - над комнатой сомкнулась тьма - она повернулась и стала смотреть на фигуру, ясно вырисовывавшуюся на фоне окна. Фигура медленно подняла руки, и – шелк зашептал, зашелестел и мягко упал на пол. Харука сделала шаг, потом другой, третий, четвертый, пятый – она стояла на шелку.
И началась другая игра, игра, в которой они обе знали правила. Они не играли в любовь, она исчезла, растворилась в никуда, недавно или, может, давно, они не помнили. Наслоения воспоминаний из прошлых жизней стерли грани памяти. Это не была привычка. Это была проверка. Неужели навсегда… Неужели больше нет… Неужели все… Движения губ, рук, тела были чисто механическими. Не хватало самых необходимых движений, движений души. Но там, глубоко, в самой глубокой глубине не было ничего. Пепел.
А лепестки сакуры беззаботно кружились на легком ветру, нежно бледно-розовые. И воздух был, как аромат духов, нежный, едва уловимый, зовущий…
Когда Харука проснулась, было позднее утро, солнце заливало комнату. Она лежала и бесцельно смотрела в потолок, когда внезапно осознала, что в ванной льется вода. Мичиру. Она могла плескаться часами. Теперь в ванную не попадешь. Она встала и начала одеваться, вода лилась беспрерывно. Харука завязывала тесемки на светлых спортивных брюках, когда в ванной раздался шорох, шелест, какое-то лязганье, как будто кто-то с кем-то боролся, потом сдавленный крик. Она застыла на несколько секунд, потом осторожно подошла к двери и постучала:
- Мичиру?
В ответ раздалось то же шуршание, потом крик, потом наступила мертвая тишина. Ничего не понимая, Харука толкнула дверь изо всей силы, но постройка не поддалась. Она отошла, с математической точностью сделала мах и ударила стопой у замка, сконцентрировав силу. Дверь распахнулась – на светлые брюки брызнули темные капли. С ужасом и каким-то оледеняющим чувством она поняла, что это кровь. Она сделала шаг и заглянула – кровь была на полу, капли крови на стенах, на зеркале. Темная, густая масса. К ее горлу подступила тошнота. Она слегка покачнулась и вцепилась пальцами в косяк, чтобы не упасть. Сердце колотилось, как бешеное, в голове стоял туман. В каком-то трансе она, не отрываясь, смотрела на исчерченные темно-красными узорами плитки ванной, которая была пуста. В висках тяжелыми ударами билась мысль о том, что это все происходит не с ней, изнутри поднялась волна одурманивающего страха, по позвоночнику пополз озноб. И тут раздался смех, какое-то подлое хихиканье. Она быстро оглянулась, чувствуя, что сейчас просто упадет в обморок, – за ее спиной никого не было. Когда она обернулась, у раковины стоял мужчина. Он опять рассмеялся, тем же хихиканьем.
– Харука Тэно, ну вот мы и встретились, - сказал он гаденьким голоском. Харука смотрела на него расширенными от ужаса глазами и ничего не понимала. Дыхание вырывалось прерывисто и с трудом. Она бы спросила его, кто он, откуда, что все это значит, но язык онемел. Мужчина был обычного среднего роста, с черными зализанными волосами, в черной облегающей его одежде, но вот его глаза были размытого темно-синего цвета, нечеловеческие, животные. Он поднял руку с длинными пальцами и длинными белыми ногтями и протянул ее к лицу девушки.
– Ну-ну, не надо так пугаться. – Он оглядел ванную. – Прости, что я так тебя напугал. Это моя слабость, пугать других.
В голове Харуки как будто блеснула молния.
- Где Мичиру?
Мужчина снова захихикал.
– А, ты хочешь узнать, где она. Может, это ее кровь. Нет ничего страшнее неизвестности. – Он провел пальцами по ее щеке. – Ну, может, я тебе и расскажу, если ты будешь правильно себя вести.
Харука смутно соображала, кто это мог быть. От него исходила незнакомая, непреодолимая сила. Бессознательно она ударила его по руке.
– Не прикасайся ко не мне, - процедила она.
В следующую секунду она впечаталась в противоположную ванной стену комнаты, полетела штукатурка. Существо вышло из ванной. Он смотрел на нее, не отрываясь, и усмехался.
– Тебе никогда не справиться со мной. Я сделаю с тобой все, что захочу. И никто не придет тебя спасти. Неужели ты еще не поняла. После того, что ты сотворила, от тебя отвернулись все. Даже ты сама отвернулась от себя. А мне такие, как ты, нравятся, искалеченные души. Они все в шрамах, в царапинах, в порезах, они ненавидят сами себя, но продолжают жить. Я, видишь ли, гурман. – Он страшно улыбнулся. – Ты сама обрекла себя.
Собирателем душ. Вот кем он был. Демоном. Он любил их, эти души, которые с его помощью возвращались в бездну. В их боли и страданиях он находил удовольствие, которое граничило с наслаждением. И чем больше страдала душа, чем больше открытых ран было на ней, тем приятнее становилось его задание. А душа этой девушки была просто истерзана, как будто хищный зверь рвал своими когтями, оставив незаживающие, глубокие шрамы, которые никак не рубцевались. Здесь были и вина за пролитую кровь и предательство, и страдания одиночества, и слезы отчаяния, и неверие в добро и ненависть к себе за это неверие. Он вожделенно вздохнул – какая удача!
У нее страшно болела голова, тело ломило, его сила была неимоверной, и совершенно незнакомой. Мысли в голове путались – все происходило слишком быстро. Она рухнула на пол, каким-то чудом не угодив в прикроватную тумбочку и не переломав себе ноги. Однако ненависть придала ей силы, почти не владея собой, она хрипло произнесла:
- Извращенец.
Он молча к ней подходил, с каждым шагом ее сила угасала. Мужчина присел около нее.
– Ну-ну, - опять прогнусавил он, - у каждого свои недостатки. Тем более, я не один такой. Вот взять, например, тебя. - Он любовно снова провел пальцами по ее щеке, приговаривая, как будто она была маленьким ребенком. - Предательница, лгунья, убийца. Тебе не отмыться никогда. Ты и свою возлюбленную погубила. Ведь это все ты. Ведь это ты своими гениальными планами по спасению мира забивала ей голову, а она тебе верила. Верила, что чужой кровью вы что-то там спасете. Вся твоя жизнь прошла впустую, все твои жертвы были впустую, ты предала всех, ее, своих друзей, даже ту, которая спасла вас всех. Но сколько силы, сколько рвения. Только направленного не туда. Зачем ты вообще жила, что ты сделала, кого ты спасла.
Слова наливали голову Харуки свинцом, темная рука змеей заползала в душу, сжимая ее в своих кольцах. Он был прав, разумеется, он был прав. Она сделала все это, она не хотела жить, она не должна была возродиться, никогда, она должна была так и остаться в той тьме, в которую попала тогда, остаться навсегда. И не думать больше ни о чем.
Мужчина улыбнулся.
- Так ты хочешь вернуться? Пойдем со мной. Я отведу тебя. Аваддон ждет. – Он протянул ей длинные пальцы.
Харука с трудом подняла руку, обреченно смотря на него.
- Ты оттуда? - еле слышно произнесла она. Он усмехнулся. Она почувствовала, как ужасающий, непреодолимый страх сковывает ее.
Но посланник Аваддона не справился с собой, слишком давно он не был в этом мире, слишком велико было искушение. Здесь он может ее использовать, там это будет невозможным. Когда-то из-за такой же, как она, он лишился своих крыльев. Из-за таких же глубоких глаз, такого же прекрасного лица, такого же гибкого тела. Женщина. Вечное проклятье ангела. Только спускаясь, они не знали об этом, и многие поплатились. Он в том числе. Когда он только увидел ее, что-то внутри поднялось тяжелой волной, сокрушающей все на своем пути, ангельская суть дрогнула, что-то сильнее всех высших законов рвало душу и требовало ответного чувства. Но она отказала. Ему. Она посмела. И в своей непередаваемой дерзости была еще более прекрасна. И тогда он забыл все, чем он был, чему он служил, что он чтил. Темнота поднялась и захлестнула все внутри, он был быстрее молнии, стремительнее вихря - и гибкое тело рвалось и трепетало, и крик звенел в ушах. Он получил то, чего желал, силой. Потом он поднялся на почерневших крыльях только для того, чтобы быть повергнутым в бездну.
Так же все будет и сейчас. Разве смысл истории не в том, что она повторяется. Раз за разом. Только теперь у него нет крыльев. Он взял руку Харуки и гадко улыбнулся.
– Вот и хорошо. Умница. Мы пойдем, вместе, попозже. А пока… - Темно-синие глаза без зрачков пожирали ее. – Одним шрамом меньше, одним больше, это не имеет значения. Никто не узнает, - пробормотал он.
Харука с ужасом чувствовала, как холодные пальцы пробегают по ее телу, как он склоняется над ней, сознание отказывалось работать, воспринимать всю чудовищность происходящего, она закрыла глаза и – темнота поглотила все.
Ангел бездны рассекал свое бездонное пространство, беснуясь, - душа ускользала, если закон будет нарушен, ничего нельзя будет вернуть. Нельзя калечить души. А этот, с его животными желаниями, портил все. Аваддон замер – он решился.
Глаза Харуки внезапно распахнулись – мудрые глаза, знающие все и вся.
– Оставь ее, – произнесла она отчетливо. – Ты не смеешь нарушать закон. Ты был послан не за этим. - Мужчина отполз от тела девушки, дрожа и закрываясь руками, как от удара. – Ты провалил дело. Ты возвращаешься.
Посланник бездны с криком растаял. Глаза закрылись.
На полу комнаты лежала девушка в светлых спортивных брюках и светлой футболке. На брюках не было ни единого пятнышка.
"Из глубин моих взываю к Тебе, Господи…"
Пожалуйста, прости меня и дай мне силы вынести это. Мне не нужно больше ничего, только силы вынести это. Хотя, постой, знаешь, я передумала. Мне не нужно Твое прощение, я его не стою. Я как-то совсем забыла, что у меня нет совести, нет сострадания, нет сердца. Да я и не верю в Тебя. Я верю в другую, Она стала моим Богом. Но мне не нужно и ее прощение, потому что я собираюсь предать ее. Но я не могу думать о цене, потому что слишком многое поставлено на карту. Ведь я собираюсь спасти галактику.
Глава 2: Круги ада.
Солнце садилось в темные воды красным шаром, пуская по воде огненные кольца. Воздух был теплым, наполненным ароматами трав и цветов. Мягкие сумерки заглядывали в окна домика на побережье. На втором этаже домика, на полу комнаты лежала девушка в светлых спортивных брюках и светлой футболке. Она слегка пошевелилась и со слабым стоном повернулась на бок. Боль во всем теле была страшная. Она медленно моргнула, даже малейшее движение давалось с ужасающей болью. Тени снова удлинялись. Значит, она пролежала здесь весь день. Она и сейчас не могла двинуться. Она снова моргнула. Что эта тварь с ней сделала? Хотя ответа она не хотела знать. У нее просто не было на это сил. Почему она до сих пор жива? Она думала, что из той тьмы уже не вернется. Она надеялась, что уже не вернется. Мичиру… Она неизвестно где… И столько крови… Может, она уже умерла. Счастливая. Отмучилась. Харука знала, о чем он говорил, знала, за что все это… Но разве они не поплатились достаточно, разве после этого их жизнь не стала адом на земле. Зачем мучить еще, зачем приходить, чтобы убить и не убивать. Боже, в кого она превратилась…
Она закрыла глаза - и те события, которые были надежно запрятаны в памяти, чтобы никогда не всплывать, встали перед ее мысленным взором во всей своей страшной и непоправимой реальности.
… - Пора с этим кончать. Ваша судьба умереть, когда вы лишитесь ваших звёздных семян. Но есть другой путь…
Ну-ну, просвети меня. Если ты думаешь, что победила, Золотая Королева, то ты ошибаешься. Я не сдамся до самого последнего.
- Интересно послушать, - слышу я свой собственный голос. Мичиру вздрагивает и смотрит на меня расширенными от ужаса и неверия глазами. Наверно глаза Сецуны и Хотару сейчас такие же.
- Служите мне! С этими браслетами вы сможете жить и без звёздных семян.
А, так ты хочешь, чтобы мы стали твоими слугами, ну что ж, неплохо. В конце концов, сама бы ты никогда не смогла поставить галактику на колени в одиночку. Тебе нужны были слуги, и почему бы не мы. Но я знаю, что все не так просто, ведь ты захочешь проверить нашу верность, вернее то, насколько мы тебе подчинены. Так поступают все, кто хочет поставить своих слуг в зависимость от себя. Они заставляют их обагрить руки кровью, желательно своих же соратников, чтобы потом они были в полном подчинении, чтобы они служили верно, чтобы они не смогли отмыться никогда. Никогда. Ну что ж, если я умна настолько, чтобы об этом догадаться, то я буду умна настолько, чтобы победить тебя. Я пройду через этот ад. Но ты заплатишь мне за все сполна. Потому что в конце это я убью тебя. А пока живи в неведении. Я открываю рот.
- Я согласна, - я поворачиваюсь к Мичиру, - если ты будешь со мной, мне всё равно, какой демон мной командует.
Синие глаза несколько секунд смотрят в неверии, она не понимает. Давай же, любовь моя, без тебя я не справлюсь.
- Да, - слышу я знакомый голос.
Ну вот и славно, теперь нам не страшно ничего.
- Уран, Нептун, что вы делаете!
Это Плутон. Ну и что же мы делаем, просто пытаемся спасти положение, которое надо хуже да некуда. Просто мы не стоим за ценой. Нужно же что-то делать, иначе эта захватчица уничтожит всех и вся. А мы планируем уничтожить ее. Давай, Сецуна, думай, ты ведь такая умная. Но сейчас подсказок не будет, подсказка может стоить нам жизни, и мы можем не успеть.
- Неужели вы забыли о нашем долге защищать этот мир и нашу Принцессу!
Такой знакомый детский голос. Хотару. Ну конечно, мы не забыли, мы только об этом и думаем. Только выбрали путь, на котором вчетвером никогда не пройти, поэтому вам двоим нужно будет посторониться.
- Мы вместе до самой смерти.
Верно, подмечено, Мичиру.
- Да. До встречи в аду, - следует мой ответ.
А теперь начинается самое главное, сейчас нас лишат наших семян, и кем, интересно, мы станем. Но мы должны выдержать. Мы должны выстоять. Мы должны победить.
Боже, как больно, как невыносимо больно. И пусто. Так вот как это бывает.
- Примите мой подарок.
Да, разумеется, госпожа Галаксия. Какая нескончаемая сила. Какая власть. Но я справлюсь с тобой, тебе не поработить меня своими браслетами, ни меня, ни Мичиру! Господи, как страшно, как дико, непередаваемо, бесконечно страшно. Давай, Харука, ты не имеешь права бояться, ты не имеешь права оступиться, хотя в этой темноте оступиться так легко. Иди, вперед, шаг за шагом, а она пойдет за тобой, твой верный тыл.
Ну что ж, круг первый мы уже прошли, предательство налицо. Сколько их всего? Семь. Ну что ж, могло быть хуже. Теперь круг второй. Убийство своих подруг. Я смогу, ради спасения галактики, ради спасения Принцессы, ради их же спасения. Вот оно, это озеро крови, мы окунемся в него, пройдя его, и выйдем с другой стороны. Мы выдержим. Только простите нас, пожалуйста, поймите нас, скажите, что вы понимаете. До того, как мы убьем вас.
Вот сейчас, я поднимаю руки, Мичиру поднимает руки. Браслеты выпускают сгустки энергии. А они просто закрывают глаза. Плутон! Сатурн! Вот они, два семени, как блестят! Они ваши, госпожа Галаксия! Подавись! Я покупаю спасение галактики такой страшной ценой, и ты заплатишь мне за наши обагренные руки! Очень скоро заплатишь! А пока, торжествуй. А вот и наша Принцесса, добралась, наконец. Она не может поверить, да уж, я сама с трудом верю. Почему мне так хочется кричать? А слез совсем нет, что же это такое!
Они умирают, растворяются разлетающимися золотыми сферами.
- Все в порядке.
Это Плутон.
- Не теряй надежду.
Сатурн!
Они поняли, они простили, хотя это невозможно. Подождите чуть-чуть, Сецуна, Хотару, очень скоро вы возродитесь, как только мы лишим эту тварь ее звездного семени! А пока, прости, Принцесса! Ты мой следующий круг ада. Я спускаюсь в этот круг. Знаешь, теперь, когда руки в крови, мне почему-то легче. Или это лишь кажущаяся легкость, перед полным падением!?
- Уран! Нептун!
- Откуда на вас браслеты!?
- Как вы могли предать своих друзей?!
А, доблестные защитницы разрушенной звезды Кинмоку! Откуда на нас браслеты? Хороший вопрос. Вам, разумеется, и в голову не пришло бы спасать свою звездочку такой ценой, а нам пришло. Помните, мы сказали, что будем сражаться до последнего? Так вот, наше последнее намного дальше, чем ваше последнее, поэтому на нас браслеты. Ну, как вам ответ! Хотя я припасла для вас другой, в духе момента:
- Это не ваше дело!
Тем более, если вы еще не поняли, теперь на очереди вы и наша Принцесса. Теперь мы начинаем охоту за вашими звездными семенами и…
- Мы заберём у вас звёздные семена так, что вам не будет больно.
- Потому что мы друзья…
Девушка на полу комнаты открыла глаза. Вокруг была кромешная тьма. Это так быстро наступила ночь или у нее внутри такая тьма. А что если и внутри, она бы не удивилась. Она не могла понять только одного, до сих пор не могла. Почему она сейлор воин. Она, с ее готовностью платить чужими жизнями, готовностью предавать, ее путем, который всегда лежал во тьме. И сейчас лежит. Она не может выбраться. Она обречена. Но почему в ее груди – сердце сейлор воина, той, кто сражается за добро и справедливость? Или сражаться за добро и справедливость можно любыми способами? Но так не должно быть. И так и не было. Ведь она проиграла. Поставила на карту все - и проиграла. Почему? Ведь она хотела лишь спасти… И тогда, когда она подняла руку на свою собственную Принцессу, на эту девочку, которую так любила, и тогда она хотела лишь защитить и спасти ее. А она не поняла.
… - У вас есть план, да, чтобы победить Галаксию. Вы притворялись. Скажи мне.
О, Боже, я не могу сказать! Неужели непонятно! Неужели непонятно, что эти твои голубые глаза, полные веры, - как кинжал в сердце. Что я не могу вынести ни одного этого твоего взгляда, не могу вынести ни одного слова, произнесенного с верой и любовью. Что я просто не могу вынести тебя, потому что ты, с твоей верой и любовью, с твоими глазами, полными слез, ты – непреодолимое искушение все рассказать, открыться, довериться, забыть все. Принцесса, нельзя быть такой нежной. Ты ведь просто не можешь понять, что иногда нежность хуже жестокости, что иногда нежность – преступление. Именно поэтому я поднимаю руку, именно поэтому я даю пощечину. Я не могу иначе.
- Это реальность.
Принцесса, ты понимаешь слишком много и слишком мало. Мы идем разными путями. Мы пересекаемся лишь благодаря обстоятельствам. Но мы очень любим тебя, всем сердцем. Ты – все для нас.
А, вот и новые союзницы. Давно не виделись. Ну, ожидать от вас, чтобы вы что-нибудь поняли, я и не собираюсь. Причем, правильно не собираюсь.
- Пришли, наконец, в себя. Вы можете только махать кулаками после драки.
Им мои слова явно не нравятся. Ну, они за этим и были сказаны. Они и были сказаны, чтобы не нравиться. Они были сказаны, чтобы разозлить. Чтобы заставить их, наконец, бороться. Вы нам простите этот небольшой саботаж, госпожа Галаксия. Я уверена, Вы не будете против. Да, им не нравится, им очень не нравится. Добавим еще.
- Вы переоценили себя. Вы и свою Принцессу не смогли защитить.
Может, я и переборщила, похоже, этот удар был запрещенным. Прямо по живому. А вот и первые результаты. Похоже, кто-то, наконец, пробудился.
- Я тебе этого не прощу! Не прощу!
Она мне не простит. Как страшно! Да мне и не нужно твое прощение! Только ты об этом не знаешь! Мне нужно лишь, чтобы ты, в конце концов, в конце галактики и всего этого мира, чтобы ты и твои соратницы, в этом конце, который вокруг нас, начали, наконец, сражаться. Только ты не понимаешь, чего я хочу. Ты меня просто не слышишь. Да ты и не можешь. Ты не слушаешь. Воительница. А мы с тобой так схожи. Мы обе предали наших Принцесс. Ты - полюбив, я – захотев спасти галактику ценой своей души и души Мичиру. Но разве мы, ты и я, не правы в своих изменах. Ах, как разошлась, прямо не на шутку. Ну вот, я и получила достойный ответ на свой запрещенный удар. Я заслужила, я соглашаюсь. А она молодец. А сейчас, извини, я сильнее.
- Пора с этим кончать.
Я поднимаю руки привычным жестом. И Нептун поднимает руки привычным жестом. Мы снова играем дуэтом, и снова это виртуозно. Как тогда, помнишь, Мичиру, когда мы выступали вместе, ты играла на скрипке, а я на пианино. Как тогда… Хотя тогда уже никогда не повторится. Наши сферы летят, обрушиваясь на Принцессу, звездных воинов, на остатки этого мира…
Она появляется, явилась взглянуть на дело наших рук. Ну что ж, мы старались. Вот так, дай еще своей темной энергии, сделай меня сильнее, еще, чтобы я смогла убить тебя одним взмахом кисти.
- Это конец!
Да, ТВОЙ! Я поднимаю голову, я смотрю ей прямо в глаза. Я надеюсь, она видит в них свою смерть. Вот сейчас! Наконец-то! Я поднимаю руки, и энергия браслетов летит прямо ей в сердце! Вот сейчас, появится ее звездное семя! И мы будем спасены, мы все будем спасены!
Она пролетела все последующие круги так стремительно, за такую долю секунды, что времени осознать, что она уже разбилась вдребезги, у нее не было.
Это случилось в тот миг. В тот самый миг. Она поняла, что перестала существовать. Что пустота поглотила ее. Кричать сил не было. Задавать вечный вопрос без ответа "почему?" тоже. Она хотела спасти галактику, она пошла на немыслимые жертвы, она прошла через невообразимые ужасы, она погубила все, во что верила, и все, что любила. Она стала ничем. Ее душа опустела, отдала всю себя и не получила ничего взамен. ПОЧЕМУ?
"Я все еще жива… Я не хочу… Я не могу… Почему… Почему у нее нет этого треклятого семени, у всех живых существ оно есть! Или она уже мертвая! Да и я тоже уже мертвая… и Мичиру… Господи Боже, ПОЧЕМУ???"
Бог молчал.
Она изо всей силы закусила губу, она думала боль хоть немного вернет ее к реальности и позволит разуму вмешаться. Бесполезно. Боли она не почувствовала – внутренняя пустота впитывала все, не отдавая ничего взамен. Пустота. Она почувствовала, как Нептун упала на колени рядом с ней. Не выдержала.
Золотые браслеты давили на запястья. Она стала лгуньей. Она стала предательницей. Она стала убийцей. И Мичиру пошла за ней. Стала тем же. По ее вине. Она подняла голову и посмотрела в черное небо.
- У нас больше нет крыльев, чтобы летать по голубому небу. Мы замарали руки кровью предательства…
- Я знаю.
- Или жалкая попытка не потерять нашу плоть?
- С тобой я снесу всё, что угодно… даже сожжение пламенем ада…
- Ад? Это тебе не подходит…
- Я не жалею...
Она не жалеет. Она никогда не жалеет. Мичиру. Слишком преданна, чтобы упрекать, даже теперь. Слишком любит, чтобы усомниться. А она погубила ее. Погубила навсегда, потому что кровь друзей не смыть никогда.
- Уран! Нептун! Зачем вы это сделали!
Принцесса, а я думала, ты все поняла! Но я попытаюсь тебе ответить, хотя уже нет сил, никаких, я - лишь тень меня.
- Таков наш путь, - отвечаю я, падая.
- Судьба сейлор воинов, - добавляет Мичиру.
Увы, Принцесса!
- Вы ничего не сказали! Я не верила вам до конца. Я думала, вы стали нашими врагами.
О Боже, она не верила нам! Как она могла! Но это уже не имеет значения. Нам все равно не удалось…
- Что?! Я не прощу вас! Вы можете только хвастаться! Если вы погибнете, кто будет защищать Сейлор Мун?
Воительница! Мы умираем, а она все о том же. Да, тяжелый случай. А насчет Принцессы, это очень легко. Ты позаботишься о ней. Я передаю ее тебе, эту девочку, которую я люблю больше жизни. Береги ее - я не смогла. Одна предательница передает тебя с рук на руки другой. Принцесса, ты в надежных руках. С этим покончено, а сейчас… Мичиру, ты где? Почему не рядом? Я тебя и не вижу уже, только чувствую… Просить прощения нелепо, да и ни к чему… Ведь ты все всегда понимала, понимаешь и сейчас…
- Тебе страшно, Мичиру?
- Я хочу прикоснуться к тебе.
Прикоснуться… Тогда точно сильно страшно. Мне вообще-то, тоже. Руку, дай мне руку, или хотя бы пальцы руки или кончики пальцев, это все неважно, просто частичку себя, которой можно коснуться. Вот так. Еще чуть-чуть.
- Я вижу свет…
Значит, уже конец. Надеюсь, ты попадешь в рай. Там место таким ангелам, как ты. А я отправлюсь в ад, туда мне и дорога. Мы вряд ли еще встретимся.
- Ты такая тёплая, Мичиру…
Тьма. Кромешная тьма.
- С тобой я снесу всё, что угодно… даже сожжение пламенем ада…
- Ад? Это тебе не подходит…
Они идут, идут к нему. Тьма двинулась, что-то зашевелилось. Что-то менее темное, чем чернота, зашелестело, промелькнуло, послышался тяжелый взмах. Крылья рассекали тьму. Он летел вкусить от новых душ.
Она шла во тьме. Она уже умерла, она поняла это. Она была одна. Она оглянулась, ища Мичиру, но не увидела ничего. Вокруг хоть глаз коли. Но несмотря ни на что, она твердо знала, куда идти. Как будто чья-то воля направляла ее. Харука подняла руку, чтобы убрать со лба непослушные пряди, и с внутренним холодом поняла, что она сама одета в темноту. Светлели только ее лицо, кисти рук и ступни. Тьма окутывала ее.
Тяжелый взмах.
Она резко оглянулась. По спине пополз холод. Ничего. Сердце билось, как будто она только что победила в очередной гонке. У нее все еще есть сердце!? Она ничего не понимала. Она ведь в аду, так. Именно сюда попадают за то, что сделала она. Но ничего, кроме тьмы, не было. И еще непонятного страха, который заползал в сердце туманом, окутывая его, мешая дышать.
Он играл. Дразнил. Ведь имеет же он на это право. К нему попадают особые души. Он сыграет с этой и с той, другой. А потом, у них у всех один конец.
Харука почувствовала, как кто-то мягко коснулся ее, как будто кошка прижалась к ногам, потом опять тот же самый взмах. Но ей уже не было страшно, эта тьма убаюкивала, окутывала, звала окунуться в нее и не слышать и не видеть больше ничего, забыться, погрузится навечно. И никогда больше не вспоминать о пережитом ужасе. Ведь ни ее, ни Мичиру никто никогда не простит. И правильно сделает. Чьи-то мягкие лапы сомкнулись вокруг нее, и она услышала как будто шепот, древний, исходящий из самой глубины кромешной тьмы, как будто кто-то заклинал кого-то, призывал, проклинал.
Аваддон.
Лапы сдавили ее железным обручем, она с облегчением вздохнула, наконец-то смерть.
Он наклонил голову, прижал душу к себе, вот сейчас… Но тут произошло небывалое. Душа в его лапах засияла золотым светом и исчезла.
Харука висела в воздухе рядом с Мичиру и улыбалась. Усаги спасла их всех. Но что-то внутри не давало покоя. Та темнота прокралась в душу и не отпускала.
Они заплатили слишком высоко. Упали слишком низко. Нет, не низко. Слишком глубоко. Они упали в бездну. Харука подошла к самому краю и с широко раскрытыми глазами, смотрящими прямо, видящими ужас, стыд и страх, видящими позор, который не смыть никогда, с глазами, видящими все это, она погрузилась в эту бездну. Сознательно, разумно, медленно. И Мичиру держала ее за руку.
Харука перевернулась на спину и посмотрела в потолок. После этого возрождения их жизнь стала какой-то чередой никому не нужных дней, в первую очередь, не нужных им. Они опустели внутри, рассыпались в прах, осталась только оболочка под названием тело. Подсознательно она ждала этого дня, ждала, чтобы кто-нибудь пришел и положил конец этой невозможной жизни. И вот они пришли, но и тут Мичиру повезло больше. Она внезапно вздрогнула, они появились опять. Боже, как они ее измотали - лепестки сакуры кружились перед ее мысленным взором, нежные, бледно-розовые… Она глубоко вздохнула. Этот сон появился тогда, точнее, это был не сон, а видение. Эти лепестки преследовали ее, мешали спать, думать, жить. Через какое-то время она поняла, о чем было это видение. Это было воспоминанием о прошлом, которого никогда не вернуть, которое нежное и бледно-розовое по сравнению с настоящим, жестоким и ярко-красным или равнодушным и серым. Это видение мучило, заставляло плакать душу, у которой не было слез. Она закрыла сухие глаза – лепестки растворились в поглотившей ее темноте.
Кудри, ореолом рассыпанные по плечам и спине, крылья, один взмах которых перемещает пространства – сотканный из золотых волн и белых лучей, бескрайности светлого и пушистых облаков, один из самых прекрасных архангелов, Рафаил, смотрел перед собой.
– Они позовут. И мы придём на помощь. Я пошлю тебя. – Юноша рядом склонил голову. – Но этого будет недостаточно, поэтому мы вернём ей право быть ангелом. – Он помолчал. – Она выдержит. Должна. Но в том мире никто и никогда не сможет оценить её появления и понять её мисcию.
Глава 3: Ангел.
Сецуна остановила машину у домика, спрятавшегося в зелени.
- Здесь? – спросила она. Девочка, сидящая на переднем сидении, кивнула. Сецуна вынула ключи из зажигания и вышла из машины. Хотару выбралась следом и побежала вперед.
- Нам на второй этаж.
Сецуна осторожно отворила дверь спальни и осмотрелась: светлые стены, легкая мебель, ослепительная чистота. Хотару проскользнула у нее под рукой и, неслышно ступая по ковровому покрытию, зашла за кровать с другой стороны и остановилась. Сецуна сделала несколько шагов в том же направлении.
Харука лежала все в том же положении, повернувшись на бок, с закрытыми глазами. Сецуна присела и приложила пальцы к ее шее: чувствовалось слабое пульсирование. Хотару смотрела на девушку, лежащую перед ней, и ее глаза казались огромными на побелевшем лице.
- Сецуна-мама, - прошептала она, - давай заберем ее, скорее. Сецуна-мама.
Молодая женщина молча сидела, строгие черты ее лица стали еще более строгими. Она перевернула Харуку на спину, девушка слабо застонала и медленно открыла глаза. Серые глаза долго смотрели на них, осознавая, кто они такие, потом Харука слегка улыбнулась.
- А, привет, Сецуна, привет, Хотару-тян. Как поживаете.
Слезы покатились из темно-фиолетовых глаз. Сецуна слегка улыбнулась в ответ.
- Спасибо, хорошо. Мы приехали за тобой. Ты можешь встать?
- Разумеется, - последовал ответ и, собрав всю свою волю, Харука резко села. И тут же чуть не рухнула обратно на пол: боль, которая пронзила все ее тело, была невыносима. Несколько минут они ждали, пока она придет в себя.
- Все в порядке? – тихо спросила Сецуна.
- Ну конечно, - еле слышно донеслось в ответ.
Сецуна почувствовала, как сквозь смех слезы наворачиваются у нее на глаза.
- Ты неисправима, Харука. Давай, я помогу тебе встать.
Блондинка встала, шатаясь, и схватилась за свою подругу, почти повиснув на ней.
- Я не смогу спуститься и сесть в машину. Я не думаю, что смогу выйти даже из этой комнаты. Я даже стоять не могу, - каждое слово произносилось с долгими перерывами.
- Мы поможем, не волнуйся.
Харука поняла, что имелось в виду, что её обычная самонадеянность была сейчас неуместна, что нужно просто поблагодарить.
– Спасибо.
С этими словами она облокотилась на Сецуну, которая подхватила девушку одной рукой поперек спины. Харука закрыла глаза и прислонилась к своей опоре, ее силы были на исходе. Сецуна опустила голову. Она закрыла глаза и почувствовала, как что-то, составляющее ее суть, течет, концентрируется, позволяет владеть собой и раскрывается. Это была медитация. Она слегка наклонилась и подхватила Харуку под колени второй рукой. Девушка повисла у нее на руках, как неживая. Гранатовые глаза открылись.
- Ступай вперед, Хотару-тян, будешь держать двери.
Девочка побежала.
Харуку положили на заднее сиденье машины. Потом Сецуна и Хотару упаковали вещи девушек и погрузили их в багажник. Сецуна отогнала машину Харуки подальше в зелень, вынула ключи и решила, что потом за ней приедет. Она еще раз обошла домик - вроде, ничего не было забыто – и замкнула дверь. Наконец, она села за руль своей машины, включила зажигание и поехала в Токио.
Донесенная до постели в спальне второго этажа, укрытая одеялом, отпоенная горячим чаем неизвестного сбора трав, Харука сквозь какой-то туман воспринимала происходящее: темно-зеленые пряди покачивались перед глазами, комната кружилась, темное пятно неотвязно маячило справа. Уже погружаясь в теплую, убаюкивающую, избавляющую от всего темноту, Харука поняла, что пятно – Хотару.
Некоторое время в комнате царило молчание. Не было слышно даже дыхания. Только стрелки часов мерно отсчитывали неумолимое время.
- Нам нужен ангел.
Слова Хотару показались бы нелепыми, если бы не были сказаны с таким спокойствием.
Сецуна молчаливо кивнула.
- Нужен проводник, - добавила она, как бы между прочим.
- Она может им стать.
- Если захочет.
- Она захочет.
Они вышли из комнаты, закрыв за собой дверь. Связанные данным утром обещанием, от которого ни одна не собиралась отказываться, они напоминали двух заговорщиц. Сецуна подняла трубку телефона и набрала номер. Раздалось несколько ровных гудков – и на другом конце провода раздался знакомый голос:
- Дом Цукино. Я слушаю.
Сецуна вдохнула поглубже.
- Добрый день, Усаги.
- Здравствуй, Сецуна-сан.
- Я и Хотару-тян хотели бы встретиться с тобой. Это срочно.
- Что-то случилось?
Сецуна молчала несколько секунд, решаясь. Усаги заслуживала хоть каких-то ответов, они не могли использовать ее вслепую.
- Да. Нам нужна твоя помощь.
- Да, конечно.
- Нам нужно, чтобы ты была одна, – она помолчала. – Даже без Луны. Это очень важно.
Усаги молчала какое-то время, тихо дыша в трубку.
- Приходите завтра. Родители и Синго уезжают в Киото. А Луна уйдет к Артемису.
- Спасибо.
- Да свидания, Сецуна-сан.
Сецуна повесила трубку, облегченно вздохнув. Она и не надеялась, что всё так удачно сложится. Хотару стояла рядом и держала за цепочку свой амулет. Он сверкал, покачиваясь.
- Это нам понадобится.
Усаги положила трубку. Она чувствовала, что что-то не так. Она знала. Два дня назад Ами чуть не утонула в бассейне. Ее спасли находящиеся поблизости служащие. Она потеряла контакт с водой. Огонь Рей в позапрошлую ночь вспыхнул пламенным столбом, угрожая спалить храм. Сама Рей с утра металась в лихорадке. Усаги продолжала стоять у столика в прихожей. Даже если Сецуна и Хотару и знают ответы, они вряд ли скажут. Или скажут так, что она ничего не поймет. Усаги вздохнула и отправилась в храм Хикава, сменить находившуюся там с утра Макото.
На утро Харуке стало намного лучше. Она ещё раз рассказала всё, что произошло, и этот её рассказ был намного содержательнее чем тот, который они прослушали вчера в машине по пути в Токио. Они все молчали, думая каждая о своём.
- Кто такой Аваддон? – спросила Харука.
Сецуна подняла голову.
- Согласно иудаистической мифологии, это ангел бездны.
- Сатана?
- Нет. Ангел бездны. Бездна это не ад. В Библии сказано, что бездна – это глубокая тайна, проницаемая только для Бога.
- Я думала таких ангелов не бывает...
Сецуна пожала плечами.
- Люди много чего не знают, тем более что... – она не договорила. Харука не стала уточнять, что "тем более", а вместо этого спросила.
- А почему он сам не пришёл, а послал этого… – её передёрнуло.
Сецуна слегка улыбнулась, хотя это было неуместно.
– Согласно той же мифологии, когда-то давно, когда ангелам было позволено спускаться в наш грешный мир, некоторые из них соблазнились земными женщинами и от их союзов стали рождаться ужасные великаны. Создатель рассердился на них и запретил посещать мир людей. Они могут приходить в видении, во сне, передавать сообщение через чьё-то тело, через проводника.
- Значит, то существо не было ангелом.
Сецуна покачала головой. Харука помолчала.
- Я так понимаю, если они забрали Мичиру, её вряд ли возможно вернуть.
Сецуна пожала плечами.
- Нужно сначала выяснить, что же всё-таки произошло. Ведь, когда ты проснулась, её уже не было.
- Я поздно проснулась.
- Я тебя не обвиняю.
Харука повернула голову к окну, за которым кружились лепестки сакуры. Сад казался розовым облаком.
- Я всё думаю… что эта тварь со мной сделала… – произнесла она с усилием.
Хотару бросила в её сторону косой взгляд.
- Ничего. Если бы он что-то сделал, ты бы вряд ли так быстро оправилась. – Она в очередной раз поднесла кружку к губам. – Мы сделаем всё возможное. Не волнуйся.
Харука провела рукой по светлым волосам.
- Я, честно говоря, не представляю, что можно сделать.
Хотару сделала ещё один глоток.
- Главное, чтобы мы представляли. – Она посмотрела в окно на цветущую сакуру и произнесла ровно три слова. – Бездна. Без дна.
Харуку не покидало ощущение, что она совершенно не знает этих двух людей. Откуда им знать всё это.
Кем надо быть, чтобы это знать? Но спрашивать она не собиралась. Есть вещи, в которые лучше не лезть.
Сецуна поднялась.
- Нам пора. Отдыхай. Мы постараемся вернуться как можно скорее.
Усаги ждала их, предложила чаю, от которого они отказались, и рассказала, что случилось с Ами и Рей. Сецуна молчала. У Хотару вообще был отсутствующий вид, как будто она пребывала в каком-то своём мире.
- Вы знаете, что происходит?
Хранительница вздохнула.
- Мы ничего не можем сказать. Мы сами справимся. Надеюсь, им скоро станет лучше. Нам очень жаль.
В этом не было ничего нового, и Усаги замолчала. Сецуна тоже молчала, потом произнесла:
- Нам нужна некоторая информация. И мы бы хотели её через тебя получить.
- Ну так спрашивайте, я всё вам расскажу!
- Нет, не от тебя.
- А от кого?
Сецуна не ответила, потом высказалась ещё более туманно:
- Мы бы хотели ввести тебя в гипноз, если ты не против. Ты ничего не будешь помнить. Это очень важно.
Усаги свела брови вместе и нахмурила лоб.
- Это вам поможет?
Они кивнули.
- Ну хорошо, хотя, конечно… Может, спросить Мамо-тяна… Или Ами… Или нужно было позвать Рей-тян, она всегда знает, что нужно делать… – полилось бормотание. Сецуна изогнула брови, и бормотанию пришёл конец. Усаги вообще её побаивалась ещё пуще Харуки. Хотя если бы Сецуна об этом узнала, она бы очень удивилась. – Ну ладно, вы же лучше знаете… – спряталась будущая Королева за ширму чужой осведомлённости. Она вздохнула, села на стул и приготовилась. Хотару вынула амулет из кармана своей курточки и, держа его так, что он чуть покачивался на свету, подняла руку, чтобы камень находился на уровне глаз Усаги.
- Смотри на камень, Усаги-сан, – сказала она и тихо улыбнулась, – и не бойся, я не причиню тебе вреда.
Девушка доверчиво улыбнулась.
- Да я ничего такого и не думаю, Хотару-тян.
Хотару кивнула и, подчиняясь почти неуловимым движениям ее руки, амулет начал покачиваться из стороны в сторону, вводя Усаги в транс. Она смотрела на посверкивающий камень на цепочке, на бледную детскую руку, держащую его, и внезапно услышала голос, мягкий, ровный, успокаивающий. Она не понимала, что говорил этот голос, но он звал, звал за собой и ему было совершенно невозможно сопротивляться, да она и не хотела... И она пошла на этот голос, дальше, дальше, погружаясь в тёплое море, туда, где нет ни прошлого, ни будущего, ни настоящего, где все они встречаются, становясь одним. Это было там... то самое место, к которому в течение всего своего существования стремилось человечество: великий, непоколебимый, молчаливый Покой, рядом с которым рука об руку шло Забвение. Усаги улыбнулась и нырнула с головой...
Фиолетовые глаза пристально наблюдали за состоянием сидевшей перед ними девушки. Когда глаза Усаги почти остекленели, а тело застыло в неестественно прямой позе, Хотару неслышно глубоко вздохнула, и комнату наполнили слова древнего заклятья, которые жили в тайниках ее памяти и в силе которых она не сомневалась:
Единство тьмы и света разбивая,
К лучистой половине я взываю.
Вестник небесный, вниз взгляни,
Моему заклинанию внемли.
Светлый ангел, спустись до земли.
Прошло несколько секунд. Тело Усаги поднялось, ее одежда растаяла в ослепляющем свете, волосы завились, ниспадая тяжелыми кольцами, которые в изгибах были цвета темного золота. Черты ее лица растаяли в белизну. Свет был таким ослепительным, что из глаз непроизвольно хлынули слезы.
Хотару вытерла глаза.
- Сецуна, - прошептала она.
Женщина шагнула вперед.
- Я знаю, что вам нужно, - раздалось вдруг, как будто ниоткуда. – Но я должен предупредить, что вы рискуете очень многим, уже сделав то, что вы сделали. Если вы пойдете дальше по этому пути, не сомневайтесь – они придут. – Фигура как будто качнулась в их сторону. – Они придут. Подумайте.
Сецуна посмотрела на Хотару, которая молча стояла рядом. Девочка кивнула.
- Мы подумали.
Облако снова качнулось.
- Вам не нужно задавать вопросов. Я скажу вам все, что вам нужно знать.
В ночь с четверга на пятницу
… Она стояла, чертя пальцем узоры на окне. Она ждала. Вернее, ожидала. С предчувствием у нее всегда все было в порядке. И их ожидало что-то страшное, но ей не было страшно. Какой смысл бояться за свою ничтожную жизнь, которая не нужна теперь даже ей. Мичиру повернула голову и посмотрела на очертания тела на постели. Спит. Пусть спит…
- Здравствуй, Мичиру.
Отчетливый шепот ниоткуда окутал как покрывалом, крик застрял в горле. Вся дрожа, Мичиру обернулась. Перед ней стоял мужчина в черной облегающей одежде. Большего она рассмотреть не смогла. Темные глаза без зрачков впились прямо в душу. Белые зубы блеснули в улыбке.
- Я надеюсь, ты знаешь, зачем я здесь. – Он продолжал шептать, но отчетливо был слышен каждый звук. – Не переживай за нее, она нас не услышит. Я пока не хочу. – Мичиру, все еще непроизвольно дрожа, кивнула. Мужчина улыбнулся. – Да, хорошо иметь дело с теми, кого посещают видения. Они всегда знают, кто и зачем к ним приходит. Тем более, это так очевидно в данном случае.
Девушка сглотнула.
- Я… я знаю, что должна пойти по своей воле… иначе… ты не выполнишь задание…
Он усмехнулся.
- Не нужно мне угрожать. Ты просто не представляешь себе, сколько существует способов привести человека в нужное нам состояние. Я могу все. Могу напугать тебя, могу ввести в заблуждение, могу обмануть, могу заставить сомневаться, могу потянуть за самые больные струны души, могу заставить вспомнить самые невыносимые вещи. – Он не отрываясь смотрел на нее. – А могу и заключить сделку. Ты ведь не хочешь, чтобы она отправилась с тобой, сейчас. – Он кивнул головой в сторону спящей девушки.
- Ты врешь, ты обманешь.
Он покачал головой.
- Ты ведь не знаешь, что я тебе предложу. Я не могу её спасти, это правда. Это и не в моей компетенции. Но я могу дать ей еще время в этом мире.
- Сколько?
Он опять покачал головой.
- Это тоже от меня не зависит.
Мичиру усмехнулась.
- Ты предлагаешь мне пойти с тобой по собственной воле, чтобы твое задание посчитали выполненным, ради нескольких часов сна для другого человека?
Он покачал головой.
- Не сна. Покоя. Последнее время она находит покой только во сне. Как впрочем и ты.
- Это абсурд.
Посланник пожал плечами.
- Люди абсурдные существа. Уж я-то насмотрелся на них достаточно. Они готовы пожертвовать своей душой ради секунды с другим человеком. Несовершенства.
- Зачем же мы вам тогда.
Темные глаза загорелись.
- Душа, - прошелестел он. Слово было произнесено бережно, как будто было величайшей драгоценностью. – Душа – самое ценное, что есть на свете. Часть Его.
Она легонько улыбнулась.
- Несовершенства. Да, ты абсолютно прав. Я пойду с тобой.
Сецуна шла по улице, крепко держа за руку Хотару. Девочка бежала, стараясь приноровиться к быстрым шагам взрослой, но молчала. Сецуна шагала, чувствуя, как ветер свистит в ушах. Она давно знала, во что они ввязываются, но только сейчас, когда угроза стала реальной, она испугалась. А она не боялась давно. Кто просил их вмешиваться! Кто позволил им вмешиваться! Кто они такие, чтобы вставать на пути у сил, которые сметают цивилизации и создают историю! Их же просто раздавят! Но в то же время она не жалела. Ей было лишь грустно оттого, что все напрасно, что все уже предначертано, что она знает лишь столько, сколько должна, и играет свою роль вслепую.
"Передайте ей, что она ошиблась".
Это были последние слова ангела. Потом свет померк, опять ослепив последней вспышкой, из глаз хлынули слезы. Потом на полу лежала Усаги, с которой все было более ли менее в порядке. Она уложила ее в кровать, девушка уснула моментально. А они отправились домой. Она лично думала, что добраться им не суждено. Откуда-то приполз страх, каждый шаг давался каким-то внутренним усилием, поэтому она почти бежала, забыв про Хотару.
Мужчина в черной облегающей одежде материализовался как будто из воздуха, как будто он и стоял там, ожидая, зная, что они пройдут именно здесь.
- Здравствуйте, - дети бездны были неизменно вежливы. Сецуна застыла, почувствовав, как Хотару сжала ей руку. - Я думаю, мы с вами все знаем, почему мы встретились.
Ответа не последовало.
Мужчина коснулся носками земли и сделал несколько шагов по направлению к девочке и женщине. Он улыбнулся. Сецуна почувствовала, как что-то застряло у неё в горле: непередаваемый страх. Она не понимала, что происходит, её вдруг начало трясти мелкой дрожью, при чем она её сдерживала всем усилием воли. Она так была поглощена своим состоянием, что не заметила, как Хотару встала перед ней, загородив её от бывшего ангела. Она пришла в себя только когда такой знакомый, но отнюдь не детский голос, произнёс:
- Прочь! Она не ваша!
Улыбка мужчина слегка погасла, он стоял вплотную к девочке. Сецуна непроизвольно сделала шаг назад и в сторону, как будто её кто-то толкнул. Она смотрела на сцену перед собой в ужасе, но не могла двинуться – чья-то воля подавляла её. Она не могла понять, чья именно.
- Ну а ты – наша! Мы ведь даже знакомы, не так ли. – Последняя сентенция была утверждением, а не вопросом. – Мессия! Спасительница, убивающая мир, чтобы он жил заново. Тебя не понять никому, как бы они не пытались!
Хотару смотрела исподлобья, и у Сецуны поползли по спине мурашки – она уже видела этот взгляд, тогда в планетарии, пылающее озеро, затопляющее, сметающее всё, что встречается у него на пути.
- Я выкупила себя! Я больше не Мессия! – это было что-то вроде мольбы.
- Ну-ну! Я согласен, не очень-то приятно знать, что ты повинна в смерти целого мира, мужчин, женщин, стариков, младенцев… Да, таких маленьких детей, что-то это мне напоминает… Надеюсь, ты спишь сладко…
У Хотару из глаз лились слёзы, потоками, горячие и тяжелые, она еле стояла на ногах. Но посланник Аваддона уже на неё и не смотрел, его взгляд был прикован к Сецуне. Он обошёл девочку, которая впала в какое-то оцепенение, и встал вплотную к Хранительнице.
- Ну надо же быть такой хрупкой, так быстро сдаться, я ведь ничего и не сказал-то путём, так, намекнул.
В Сецуне росло непреодолимое желание вцепиться ему в горло, а ещё лучше свернуть шею. Её всё так же трясло, ненависть душила.
- Не смей, - это единственное, что она смогла вымолвить.
- Ну, я много чего смею, - он наклонился так близко, что его щека коснулась её. – Это такие, как вы, много чего себе воображают, когда на самом деле лишь смертные ничтожества.
Сецуна чувствовала, как её тело что-то сдавливает, окольцовывает, скользит. Она осознала, что происходит, только когда раздвоенный язык коснулся её уха и тот же голос зашелестел:
- За всё нужно платить, моя красавица. И вы платите.
Боковым зрением она видела покачивающуюся у самого уха змеиную голову, чувствовала, как вдоль позвоночной впадины скользят капли влаги, как на лбу выступает испарина. Теперь страх заползал в самую душу, делал её трусливой, нашёптывал о предательстве. Она даст любое обещание, отречётся от всего! Всё, что угодно, лишь бы закончился этот кошмар. Что происходит!? И вдруг её что-то обожгло, как будто полоснули раскалённым железом: она почувствовала взгляд Хотару. Она больше не плакала, не молила, не стояла в оцепенении. Она смотрела, не моргая, в темно-синие глаза змеи и, подождав немного, чётко произнесла:
– Ты в бездне за преступление законов небесных! Я – потому что могу вынести её внутри себя! – Тёмно-фиолетовые глаза сверкнули. – Ты – бывший ангел, я – настоящий! Ты и тебе подобные против меня никто!
Что случилось потом, Сецуна так и не поняла. Она лишь мельком уловила две
разворачивающиеся тени за спиной Хотару, потом её ослепила какая-то невидимая волна, в грудь что-то ударило, кольца отпустили, страх исчез. Когда она открыла глаза, Хотару лежала на земле. Её лицо осунулось, дыхание еле угадывалось, все попытки заставить её очнуться закончились ничем. Сецуна взяла девочку на руки и пошла домой.
Серо-зелёные глаза сузились.
– Откуда вы всё это узнали. Кто вам рассказал?
– Ты мне не веришь? – Харука не отвечала. – Тогда может, мне всю ночь описать. Для убедительности. – Сецуна была слишком измотана, чтобы щепетильничать. После всего, что им довелось испытать, она ещё ей и не верит. На щеках Харуки выступил румянец. Она поднялась с кресла и медленно зашагала по комнате.
– Извини. Только для чего всё это. Там она успокоится. Уже успокоилась. И хорошо.
Сецуна отошла к окну.
– Здесь у вас есть шанс. Там – никогда. Ангел сказал, что ты ошиблась.
– В чём?
– Ну, эту загадку тебе решать.
Харука изучала узоры на ковре. От всего происходящего у неё не переставая болела голова.
– А где Хотару?
– Она спит. Устала. – Сецуна помолчала. – Ты больше не любишь её?
Харука молчала. Хранительница знала, что не имеет права на такие вопросы, не имеет права ни на одно слово, которое сейчас произнесёт, но ей нужны были ответы. На ответы она право имела.
- Ты ведь пошла на всё это ради неё. Ради Усаги. Хотела оградить от грязи. – Сецуна повернулась. – Разве это не любовь?
Она ожидала в ответ всего: грубости, молчания, крика, но не этого тихого смеха.
- Любовь? Разумеется, я люблю её. Но ты ошибаешься, Сецуна. Я не влюблена в неё. Это другое. Разве можно быть влюблённой в своего собственного Бога. – Это был почти шёпот. – Когда она появилась, я поняла, что значит свет. Она ослепляла, она и сейчас ослепляет. Она – ответы на вопросы, которые невозможно высказать.
- А Мичиру?
- Она – желание жить. Это желание исчезло, когда я её потеряла.
- Я понимаю.
Харука чуть усмехнулась.
- Ты всегда слишком много и быстро понимала. В этом твоя трагедия.
Сецуна сделала несколько шагов и подошла почти вплотную к блондинке.
- Я знала, что и зачем вы делаете. Тогда.
- Значит, ты играла?
- Возможно. А что, по-твоему, мне нужно было крикнуть Галаксии: "Это неправда! Они притворяются!?"
Харука снова усмехнулась.
- Да, это было бы весело.
- Тогда было не до веселья. Я никогда не винила вас ни в чём. Ведь вы убили не нас. Вы убили себя. Вот тогда ты и потеряла своё желание жить.
Это была правда. Она всё правильно сказала. Харука вдруг почувствовала в голове тупую боль, которая росла. Сквозь какой-то туман она слышала слова Сецуны:
- Довольно странно то, что они не забрали тебя тоже. Может быть ты нам не всё рассказала?
- Ты меня в чём-то подозреваешь?
- Я хочу понять.
- Я ничего больше не знаю.
Боль росла, делаясь невыносимой. Ей казалось, что кто-то растекается по всему её существу, проникает в голову, руки, ноги, тело.
Сецуна молчала, осмысливая факты. Картина не складывалась. Всё время распадалась. Она очнулась, интуитивно почувствовав, что в комнате что-то изменилось, стало немного темнее что ли. А потом она увидела Харуку, только глаза у неё были не серо-зелёные, а тёмно-синие, а по лицу как будто кто-то провёл невидимой кистью, изменив до неузнаваемости красивые черты. Или так казалось из-за внезапно наступивших сумерек? Харука подняла руку с длинными пальцами и длинными белыми ногтями и коснулась смуглого лица.
- Ты очень умна, Сецуна. И очень красива. Ты никогда не думала о том, что это опасное сочетание. Умные красивые женщины обречены на одиночество. И ты – прямое этому доказательство. У тебя никогда не будет детей, не будет мужа, не будет нормальной семьи. – Харука наклонилась так близко, что их губы почти соприкасались, длинные пальцы скользнули в тёмно-зелёные волосы. – Ведь ты этого боишься. Я знаю. Ведь ты всегда им завидовала, сознайся себе в этом. Они жили в одном с тобой доме, любили друг друга, были счастливы. А тебе отвели роль стороннего наблюдателя, который довольствуется созерцанием чужого счастья, пытаясь в нём найти иллюзию своего собственного. Но ведь это невозможно. Ты им не нужна. Вас связывает лишь долг. Так ради чего ты стараешься? Ради кого? – Сецуна уже поняла, кто перед ней, но не пыталась вырваться, считая это бессмысленным, она лишь напрягала всю свою волю, чтобы не поддаться страху и этим речам. А губы Харуки продолжали пробуждать самые затаённые страхи в её душе. – Ты обречена любить чужих детей. Не имея своих собственных. Дочь Королевы, дочь профессора. Они говорят, что тоже любят тебя. Но правда ли это? Дети могут лепетать, что попало. Ты никогда не узнаешь. Они лишь отдушина, очередная иллюзия, которую ты сама для себя и создала, чтобы облегчить себе жизнь. Ты живёшь в иллюзорном мире, Сецуна.
Нет, второй раз её запугать им не удастся!
- Это ты меня к самоубийству что ли подталкиваешь? Не выйдет!
Пальцы отпустили её волосы. Из горла Харуки вырвался какой-то похожий на злобное шипение звук.
- Жаль, жаль, что ты не наша. Такая душа, как твоя, была бы на особом месте. Но против этой силы даже вы мало что сможете.
В следующий миг глаза девушки закатились, и она бы рухнула, если бы Сецуна её вовремя не подхватила. Она положила её на постель, села рядом и провела рукой по покрытому испариной лбу:
- Бедная девочка. Они использовали тебя как проводник. Теперь понятно.
Сецуна немного посидела, потом накрыла Харуку одеялом, выключила свет и отправилась в комнату Хотару, которая так до сих пор и не пришла в себя. Комната располагалась на другой половине дома, где жила и она сама. Они условно его поделили, чтобы не создавать друг другу лишних проблем. Сецуна открыла дверь в детскую, подошла к кровати, постояла, посмотрела и уже собиралась пойти, когда её внимание что-то привлекло. Она включила лампу на тумбочке и склонилась над девочкой. Хотару лежала на животе, положив руки под подушку, лица почти не было видно из-под рассыпавшихся волос. На спине на её пижаме отчётливо алели две ровные полосы. Сецуна провела рукой и почувствовала что-то влажное и липкое. У неё закружилась голова или показалось, что закружилась. Когда кончится этот кошмар. Она убрала одеяло, подняла пижамную курточку и увидела то, что ожидала: на спине в области лопаток кровоточили два ровных шрама.
- Ты – бывший ангел, я – настоящий! – вспомнила она и поняла. Крылья! Господи!
В голове как будто что-то пронеслось. Она вытащила руки Хотару из-под подушки. Да, так и есть! Ладони тоже кровоточили. Стигматы. Мессия. Боже! Боже! Что же это такое! Она же всего лишь ребёнок! Она обязана иметь нормальное детство, нормальную семью, нормальную жизнь, хоть на чуть-чуть! За что столько мук! Или она страдает за этот мир, который сама же потом и убивает!? Но ведь всё закончилось! Она возродилась, она больше не воин разрушения! Сецуна вдруг почувствовала, что у неё нет сил стоять, что у неё просто нет сил. Она медленно опустилась в кресло рядом с кроватью. Ну и что теперь делать?! Она встала, пошла в ванную и вымыла руки. Потом подошла к кровати, поправила пижаму Хотару, укрыла её одеялом, осторожно убрала с лица волосы, наклонилась и коснулась губами белого лба.
Мичиру шла по тёмному коридору. Сколько прошло времени с того момента, как она дала согласие пойти, она не знала. У неё было ощущение, что Времени здесь не существует. Интересно, что теперь будет. Ей не было страшно, она ни о чём не жалела. Она знала, что поступила правильно, почему, она бы никогда не объяснила, но это было правильно. Как она очутилась в высоком зале с колоннами чёрного мрамора, с чёрными бархатными шторами, с чёрным мраморным полом, она не поняла. Темно не было, наоборот, было светло, правда, откуда лился свет, было непонятно, ведь ни окон, ни свечей, ничего, что могло бы служить источником света, не обнаруживалось. Но она была недолго занята этой загадкой, потому что в зал вошли. И в тот самый миг она поняла, что вся её жизнь была ничем, что она отдала бы всю её за этот миг. Такой красоты она не видела никогда! Она и не подозревала, что подобное может существовать! Все великие полотна меркли перед этим ликом!
Аваддон знал, что он прекрасен. Это была ангельская красота, та, которая не отпускает никогда. Он был прекрасен, как сама бездна, притягателен, как бездна, непостижим, как бездна. Тёмные глаза, мудрые, ласковые, неземной красоты глаза. Им хочется отдать всё, всё без остатка, даже свою душу… И так и было, они все отдавали ему её сами, он никогда не просил…
Мичиру смотрела на непередаваемой красоты лицо, на чёрные кудри, которые, как волны, блестя, струились до колен, на чёрное, под стать красоте лица, одеяние, и чувствовала, как что-то внутри рвётся и ищет выхода… Душа! Догадалась она. Да, она просто тянулась к схожей с ней красоте, желала слиться с ней, принадлежать ей, покинуть бренное тело! И правильно, так и должно быть! Такой красоте можно простить всё! Такая красота может всё! Даже быть воплощением зла! Её нельзя не любить, ей нельзя не поклоняться, ей непозволительно отказать!
Аваддон протянул белую руку в тяжёлом бархатном рукаве.
- Мичиру!
О, этот голос! "Экспромт" Шопена, "Фантазия" Моцарта, "Вальс цветов" Чайковского, всё это меркло по сравнению с этим голосом! Вся музыка мира теряла смысл! Он был так же прекрасен, как и его обладатель.
- Подойди ко мне.
- Кто Вы?
- Я – всё, что ты хочешь, душа моя.
Мичиру беспрекословно подошла.
В ночь с воскресенья на понедельник
Лепестки появились опять, кружась знакомыми узорами, но на этот раз она не стала их отгонять. Она смотрела, как перед ее мысленным взором кружатся лепестки сакуры, нежные, бледно-розовые, тонкие, как рисовая бумага. Она чувствовала воздух, как будто напоенный ароматом духов, едва уловимый, зовущий. Она незаметно для себя самой погружалась в это видение. Вот подул легкий ветерок, несущий лепестки, вот зашелестела листва стоящих в садике деревьев. Вот появился тончайшей работы фарфор, просвечивающий на свету, расписанный с японской утонченностью, законченный в своей совершенной форме. Лепестки, кружась, касались фарфорового чайного прибора, стоящего на плетеном столе, как будто легко целовали его. Она вдруг поняла, что он был на четыре персоны, что вокруг стола стоят четыре плетеных стула, что один из стульев занят. Ветер подхватил бирюзовые кудри и, потрепав, опустил обратно на плечи, покрытые шалью. Знакомая рука опустила на стол пиалу с чаем. Стояла полная тишина, не было слышно ни дыхания, ни шелеста листвы, ни веяния ветра. Но ничего этого и не было нужно: эта картина была, как старинная фреска, не картиной, а самим воплощением. Воплощением счастья. Харука вдруг почувствовала, как что-то сотрясает ее всю, как что-то рвется из самых глубин. Рыдание. Слезы лились крупными горячими каплями. Да, она ошиблась, как она ошиблась. Самый страшный и ранящий обман, обман, который почти невозможно раскрыть: она обманула сама себя. Это видение не было воспоминанием о прошлом, оно было обещанием будущего. Ее будущего, их будущего. Она закрыла лицо ладонями и сжалась калачиком. Слёзы продолжали литься, а тело все сотрясали рыдания. Она плакала, как человек, который годами не позволял себе плакать, который сделал волю своей святыней. Она плакала, как человек, который считал, что потерял себя и все вокруг и который вдруг понял, что ошибался. Она плакала, как человек, который осознал, что живёт.
Преисподняя и Аваддон открыты перед Господом, тем более – сердца сынов человеческих.
Библия, Ветхий Завет, Притчи
Пятый ангел вострубил, и я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан был ей ключ от кладязя бездны. Она отворила кладязь бездны, и вышел дым из кладязя, как дым из большой печи; и помрачилось солнце и воздух от дыма из кладязя. И из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы. (…) Царем над собой она имела ангела бездны: имя ему по-еврейски Аваддон, а по-гречески Аполлион.
Библия, Новый Завет, Откровение Иоанна Богослова
Бездна
Глава 4: С той стороны.
В ночь с воскресенья на понедельник
Сецуна лежала с закрытыми глазами. Перед мысленным взором вырисовывался текст древнейшей летописи, которой никогда не существовало. Ночные светлячки тихо постукивали в окно ее комнаты. Она больше не боялась. Она поняла. Всё. Круг замкнулся. То, что должно исполниться, исполнится.
Темные ресницы дрогнули, веки медленно приподнялись – вязь загадочных букв исчезла. Хранительница Времени спокойно созерцала темноту. Ей больше не нужно вмешиваться, теперь её дело сторона. Сецуна чуть усмехнулась, она знала чему обязана своей мудростью: плавно текущему Времени, которому все равно; которое ни во что не вмешивается; которое не знает ни добра, ни зла, ни любви. Времени, текущему в ее крови.
Она закрыла глаза: а сейчас она будет спать и, как всегда, чувствовать такие мягкие и нежные прикосновения отголосков чужих кошмаров к своему сознанию. И ей, как всегда, захочется заплакать над этой планетой и населяющим ее человечеством, но она, как всегда, пересилит себя: еще один, едва уловимый, оттенок в радужной оболочке глаза, еще одна неразгаданная тайна во взгляде, еще одна морщинка на неосязаемой ткани души. Это Время, миг за мигом, никогда не прекращая, выписывает на ней свои загадочные знаки, то мягкой кистью, то острым пером. Время, которое одно глубже бездны.
Харука неуверенно потянулась к сидевшей за плетеным столом Мичиру, сделала шаг, другой и – очутилась в темном лабиринте. Девушка постояла несколько секунд, решаясь, осматривая причудливые изгибы и зигзаги видения, и зашла. Ей слышались обрывки древнего шепота, приказывавшего кому-то отпустить, потому что этот кто-то был послан не за этим. В сознании, перебивая и наслаиваясь друг на друга, появлялись неясные картины то облаченного во все черное мужчины с глубокими синими глазами без зрачков, то огромной тёмной пантеры, что-то говорящей золотому белокрылому ангелу. Харука смотрела во все глаза в своём сознании, всё глубже погружаясь в эти образы, всё дальше заходя в лабиринт, страшась пропустить хотя бы миг из этих запретных для человека картин… И тут пантера обернулась и поглядела на нее в упор – Харуке почудилось, что кто-то крепко ухватил её за самую её суть. С трудом балансируя на грани сознания, едва сохраняя рассудок, она смотрела, как тёмные крылья поплыли волнами, превращаясь в струящиеся пряди волос, как тёмная шерсть трансформируется в тёмные одежды, как нечеловеческие глаза заглатывают её всю, без остатка, а она не может и не хочет даже прошептать "Нет!".Лабиринт внезапно закончился, она находилась в комнате с колоннами чёрного мрамора, чёрными бархатными шторами, комнате, наполненной такой знакомой музыкой, мелодию которой она никак не могла вспомнить. Харука подняла глаза и увидела неземной красоты мужчину в чёрных одеждах, которые мягко струились за ним по тёмному полу. Тёмные глаза ангела бездны смотрели мудро и ласково, оплетая не имеющий сил сопротивляться такой красоте разум.- Здравствуй, Харука, - пропел ангельский голос. Харука почувствовала, как пьёт её дыхание рвущаяся на волю душа. Она непроизвольно подалась навстречу этому неведомому созданию, и кто-то внутри неё вытолкнул из её горла имя, вылетевшее из раскрытых губ твердым касанием языка о зубы:
- Аваддон.
Ангел смотрел на неё с любопытством: так как он на несколько секунд воспользовался её сознанием, эта девушка была менее подвержена ослепительности его облика, была даже способна на разговор с ним. А он давно не говорил с людьми, с этими странными созданиями Господа, такими банальными и непредсказуемыми.
- Ты знаешь, почему ты здесь, - он не спрашивал, он констатировал.
Харука кивнула, она не знала, что сказать.
- Ты согласна с наказанием, выпавшим вам? – теперь он спрашивал.
- Мы просто хотели ей помочь, - тихо произнесла девушка после некоторого раздумья. – Нам не нужно было ничего. Мы не стремились ни к власти, ни к тому, чтобы затмить нашу Принцессу и быть провозглашенными спасителями галактики. Мы просто хотели ей помочь. Если мы потеряли свое сияние, это справедливо. Наша жертва была осознанной.Аваддон слушал, и по его ангельскому лицу как будто пробегали тени. Он видел достаточно таких, как эти двое. И все они отзывались в нём эхом воспоминаний: пылающие угольки, падающие в бездонную пропасть и своим жаром ненадолго освещающие то время, которое никогда не вернуть. Время, когда он был светлым сияющим ангелом, как Рафаил, когда его кудри пылали золотом, а одеяние ослепляло белизной, когда он был соткан из света, когда он не знал, что такое тьма.
"Мы просто хотели ей помочь. Нам не нужно было ничего".
Пылающий уголёк, падающий в бездну…
"Если мы потеряли наше сияние, это справедливо".…
отбрасывающий неясный отблеск…
"Наша жертва была осознанной".
…в тусклом свете которого качались тени. Это должно было случиться когда-нибудь. Ведь Бог, это не добро, как думают люди, Бог – это и не зло. И создавая ангелов, он отдал им лишь сияющую часть себя. И они поделились внутри своего ангельского воинства на девять ступеней. Были Его вестниками и защитниками Его имени. Но в тот миг, когда Он создал людей, все перевернулось. И ангел бездны помнил, как это было…
- У меня есть к тебе предложение.
Аваддон сделал неуловимый жест пальцами, как будто потянул за ленту, сдерживающую свиток, и ярко запылала, никого не обжигая, вязь из летописи, которой никогда не существовало. Харука воспринимала смысл на грани сознания, и чувствовала, как все, что она знала, летит в бездну. Ей больше не хотелось отдавать ему душу. Ей хотелось преклониться перед этим созданием и поцеловать ангельскую руку. Но она этого не сделала, она глубоко вздохнула и тихо произнесла:
- Я согласна.
Аваддон не ответил, он ждал.
- Я хочу спросить, - нерешительно начала Харука. Аваддон еле заметно кивнул. – Про Хотару.
Ангел поднял руку, и девушка посмотрела в указанном направлении: перед ней вырисовывался облик невыносимо прекрасной женщины. Постепенно из тумана появились очертания совершенного тела, закутанного в одеяние, подобное одеянию ангела бездны, струящихся до колен темных волос, крыльев не было. Харука смотрела и не верила своим глазам. Образ, наконец, стал как будто живым – в гранатовых глазах появилось знакомое выражение усталости, доброты и мудрости, волосы ниспадали отдельными прядями, на платье появились складки, вся фигура отливала изумрудным светом.
- Она пришла поручиться за эту девочку. Она знала, что та избрана и попадет к нам, - внимала Харука звукам ангельского голоса. Она с грустью и внезапным пониманием впитывала образ женщины, которая жила с ней в одном доме, исполняла с ней долг, ела с ней за одним столом, женщины, которой она никогда не знала.
- Значит, она пожертвовала собой, - уверенно произнесла она тихим голосом. – А мы так ничего и не поняли. А она все знала наперед.
Аваддон легко покачал головой.
- Ей нет нужды жертвовать собой.
- Тогда почему соглашение состоялось? Или Хотару взяла на себя ношу обеих?
- Потому что глубже бездны одно только Время.
- Я не понимаю…
- Тебе не нужно.
- Но я хочу… понять…
Ангел не ответил. Она чувствовала его приближение, потом через всю ее суть прошел шепот, за которым последовало прикосновение, пронзившее ее насквозь. Харука чувствовала, как растворяется в никуда. За секунду до того, как прекратилось течение мысли, она вспомнила мелодию, наполнявшую зал – это была любимая музыка Мичиру.
В глубокой тьме бездны слабо полыхнул маленький огонек, разливая вокруг себя рваное сияние.
…Всё вернулось: она снова висела на кресте, и белые длинные руки мертвецов тянулись к её горлу. Она закричала, но крик поглотила тьма. И опять ничего. Опять она одна. Оставлена бороться со своими страхами и ужасами, со своей миссией, со своей судьбой. Она знала, что этого она никогда не сможет победить, она знала, что обречена быть убийцей и разрушительницей этого мира. Она знала. И невероятная сила этого знания выстроила стену вокруг неё, стала её опорой, её спасением. Крест исчез, она падала в темноту. Она должна пойти и уничтожить мир. Ради любви и счастья, ради радости и добра. Ради будущего, которого ей самой никогда не суждено увидеть. Но она пойдёт, она встанет и пойдёт, она пробудится, поднимет свой палаш и положит конец миру. Брызги крови и крики умирающих. Развалины строений и льющий с чёрного неба дождь… Ей не выбраться. Она всегда так думала. Она смирилась, и сама обрекла себя. Она поняла своё предназначение и решилась его исполнить. Безмолвие стало её уделом. Ведь тому, кто всё понял, больше нечего сказать. Она поняла тщетность просьб, бесполезность слёз, бесконечность ожидания. Вечность отразилась в её глазах. Но она была Мессией. Мессией, чьи руки были в крови. В этом месте ей всегда хотелось кричать. Почему её крылья в крови!? Почему её полёт обречён!?
- Соглашение в силе, - раздался ангельский голос. Вечность сжалась до мига.
И тут послышался лёгкий шелест листвы, полился тонкий аромат… Хотару подняла голову: тёплый ветерок, нежно ласкающий кожу, кружащиеся розовые лепестки, плетёный стол, за которым сидело трое… Неслышно ступая в темноте, она подходила всё ближе и ближе… Темнота и страх растворились. А она всё шла и шла, увереннее с каждым шагом, свободнее с каждым вздохом. Склеп распахнул двери кромешной тьмы – мир бездны отпустил её. Темные крылья осыпались, оставляя позади мягко мерцающую дорожку пушистых перьев…
- Ты теперь тоже ангел, - раздался над самым ухом шёпот Хотару. – Ты снова можешь летать по голубому небу. Мичиру тоже. Только крылья у вас чёрные, как у меня. – Харука чувствовала, как у нее спирает дыхание. – Где добро, где зло. Ты никогда не будешь знать наверняка. Усаги с белыми крыльями – она не сомневается, и поэтому жертвует только собой. Мы с черными крыльями – мы сомневаемся, и поэтому жертвуем и другими, и собой. Но мы все боремся за добро и справедливость. Усаги потому, что верит в свет и чистую любовь. А мы – потому, что идя в своей тьме и сомнении по принесенным и не принесенным жертвам, все равно верим в чудо добра и любви, и ради него идем на жертвы. Отрекшись от многих принципов, мы никогда не перешагнём последней черты, за которой лишают крыльев.
Харука похолодела – это был ответ на тот вопрос, который она задавала себе изо дня в день, годами. Но если Хотару знает ответы, тогда она сможет разрешить её сомнения.
- То есть мы правы, - с надеждой произнесла Харука
- Ты пока не понимаешь, но пройдет время, и ты поймешь. Ты никогда не будешь знать, права ты или нет. И раз за разом, принося жертвы, ты будешь мучаться сомнением и искать ответа, которого нет. С твоих крыльев закапает кровь, тебя проклянут, но ты уже не сможешь иначе. Мы – избранные, те, кто не испугался замарать душу ради добра, - древние темно-фиолетовые глаза полыхнули ангельским пламенем во тьме, окутывавшей ее сознание. – Добро пожаловать в бездну!
Харука чувствовала, что ей не хватает воздуха.
- Но, я думала… добро не требует жертв… - пролепетала она.
- Бедная Харука, чтобы принести свет, нужно пролить столько же крови, сколько ее проливают, неся зло. Только свет лечит появившиеся раны, которые, тем не менее, остаются навсегда. Тьма же убивает то немногое, что осталось. - Хотару помолчала, как будто решаясь, продолжать ей или нет, и произнесла: - Добро не обязательно светлое, зло не обязательно тёмное. Важна только суть. Тот, кто читал летопись, это понимает.
Харука хотела спросить еще, но голос пропал, тьма стала рассеиваться, она просыпалась в своей постели, ранним утром в понедельник. Она нерешительно осмотрелась и увидела лежащую чуть в стороне знакомую руку, пальцы были расслаблены и мирно покоились на подушке, усыпанной бирюзовыми кудрями. Харука почувствовала острую боль, голова закружилась, она зажмурилась, и из глаз медленно потекли слезы.
Ранним утром в понедельник
Харука смотрела на себя в зеркало.
"Я навсегда с тобой," – пронесся в голове шепот, и почувствовалось мягкое, почти невесомое, прикосновение ангельских пальцев к волосам. Она смотрела, ища чего-то, какой-то печати, знака. И нашла. Светлые волосы прорезали снежные пряди. Казалось, будто это очень искусно сделанное мелирование: тонкие светлые пряди чередовались с тонкими белыми. Седина. Харука чуть улыбнулась: ей даже шло, неуловимо вписывалось в её стильный облик, оставляя невидимую печать. Навсегда.
С четверга по понедельник прошло всего четыре дня, а она будто повзрослела на целую жизнь. Или просто очутилась на другом уровне понимания и восприятия мира, прежде недоступном. Она изменилась внутренне, она знала. Невидимые рваные шрамы на душе рубцевались, превращаясь в тонкие белые полоски. Они останутся с ней навсегда, но больше не будут кровоточить. Она знала, что теперь, наряду с вечным долгом, такое же важное место в ее жизни займут любимая девушка и подруги. Навсегда.
Сейчас, стоя у зеркала, изучая изменившиеся черты, она как будто увидела прошлую себя со стороны: несчастная девушка, слишком гордая и самолюбивая, чтобы признаться в своей слабости; слишком самоуверенная, чтобы предположить даже возможность ошибочности своих действий; слишком ранимая, чтобы поверить и полюбить до конца. Харука чувствовала странную свободу, как будто она вышла из башни, в которую сама себя замуровала, закрылась изнутри, а ключ надежно спрятала. И вот теперь ключ выброшен, дверь открыта, а башня рассыпается в пыль. Навсегда.
Из летописи, которой никогда не существовало
"…И вот Он создал людей, запретив им брать плоды с дерева Добра и Зла, но искушение неизвестностью было слишком сильно, и люди взяли плоды с дерева Добра и Зла, думая, что уподобились Ему. Но они были слишком слабы для такой ноши и не умели держать равновесие внутри себя, поэтому они либо прибивались к добру, либо ко злу, к последнему чаще, потому что это было легче. И увидев это, Он понял, что устройство мира нужно менять, и Он предложил своим ангелам войти во тьму и зло по собственной воле, чтобы помочь Ему смотреть за людьми. Но ангелы отказались, убоявшись потери сияния.
И только самый любимый Его ангел Люцифер, Утренняя Звезда, сказал:
"Я пойду на всё ради того, чтобы помочь Тебе. Моя любовь к Тебе не знает границ."
И тогда Бог посвятил своего любимца во тьму и зло и назначил ему следить за другой половиной души человечества, и появился ад. И за те муки, на которые обрек себя Его любимый ангел, став проклятием для людей, Бог сделал его равным себе. За его безмерную любовь, которую Люцифер доказал своей жертвой.
Ближайший друг Люцифера, Аваддон, тоже склонился перед Ним:
"Я приму от Тебя всё, что ни дашь мне."
Но ему Он сказал:
"Тебя я погружу в бездну, которая глубже ада. Ты будешь прозябать в неизвестности, храня самую страшную тайну. Но в конце Времён, ты поведешь мое воинство."
И согласился Аваддон. Погрузился в бездну и вознесся над ней. Его ставшие черными крылья сомкнулись над многими сияющими ангелами, потерявшими свет при сошествии на землю. А потом он увидел таких же людей, как он сам. Жертвующих собой ради любви к самому дорогому, предающих самих себя, идущих на невиданные ужасы, ради любви. Были и те, кто ошибались, жертвовали напрасно, обманывались. Но их жертва от этого не становилась меньше. Пылающие угольки, ярко и быстро сгорающие, падающие в бездонную пропасть, после тихо тлеющие, чтобы навсегда погаснуть… Исковерканные души.
И положил он условие, при котором можно покинуть его мир. Если только за тебя поручится любящий человек и согласится на то, что бездна навсегда останется и с ним, и с тобой. Были те, кто принимали, были те, кто отклоняли. Но самый пугающий и страшный ангел, имя которого глубоко сокрыто и который, когда пробьет час, поведет Его воинство, предлагает выбор: ведь он знает, что и Люцифер и он сам стали такими, какие они есть, из любви…"
Год спустя (вместо эпилога)
Харука сидела и смотрела, как заходящее солнце заставляет краснеть облака, отливающие золотом. Снова наступил май, сад снова превратился в розовое облако. Как тогда. В том мае. Когда вернувшись в этот мир, она наивно подумала, что бездна осталась позади. Она ошиблась, Мичиру, впрочем, тоже. Они заново привыкали друг к другу, заново влюблялись, они начинали новую жизнь. Харука смотрела, искала того знака, которым отметил Мичиру Аваддон, но не находила. Она уже стала забывать те события, как страшный сон, как однажды, проводя рукой по спине Мичиру, почувствовала выступающие под пальцами шрамы. Ей стало жутко, от ужаса захотелось закричать, тело в секунды покрылось испариной. В темноте на белой коже сияющими тонкими рубцами отчетливо проступила древняя вязь соглашения. Они всё поняли. Но как с этим жить, ещё не знали. А пока решили, что эту тьму можно выдавить, заглушить, утопить в другой: только поцелуи дольше, прикосновения жарче, страсть бездоннее, и шёпот… шёпот громче… так, чтобы заглушить его шёпот… Но ничего не помогало. В конец измотанная бессонными ночами, неизвестностью и страхом всё снова потерять, Харука пошла к Хранительнице.
Глядя в пол, стала рассказывать, что происходит. А Сецуна смотрела на неё своими спокойными, усталыми глазами и молчала, а потом сказала:
- Соглашение навсегда. Учитесь с этим жить. Как научилась Хотару.
- Как...
- Она приняла бездну в себя, сделала её частью себя. В этом мудрость.
Харука молчала, ей хотелось спросить ещё, но ей было страшно. Странно, она боялась этой женщины, как не боялась никогда и никого. Даже Хотару казалась менее пугающей. В голове высплыли слова Аваддона:
"Глубже бездны одно только Время." Наверно те глубины, которые знает Хранительница, не доступны никому. А может, она и ошибается, придумывает себе разные ужасы, которых нет, но тогда она ведь явственно почувствовала шрамы под рукой, испугалась до жути. Нет, она спросит.
- Сецуна, - она осёклась. Впервые в жизни она обращалась к ней без суффикса. Даже для них с Мичиру она всегда оставалась и навсегда останется "Сецуна-сан". Но сейчас был особый случай. Сецуна молчала, она понимала. Как хорошо, когда тебя понимают без слов! - Я знаю, ты знаешь. Скажи, почему Аваддон не предложил этого соглашения Мичиру, а предложил только мне.
- Потому что ей не за кого было бы поручиться. Ведь тебя не было. Если бы ты сначала попала в бездну, то предложение было бы сделано ей.
Харука кивнула.
- А тогда... как ты и Хотару... - осмелев, спросила она.
- Я заключила соглашение гораздо раньше и не с Аваддоном. Я могу поручиться, с ограничениями, выборочно. Я это сделала. Хотару не должна была погибнуть.
Сецуна медленно поднялась, давая понять, что разговор закончен. Она постояла несколько секунд, потом так же медленно, как она делала почти всё, произнесла:
- Всё, что произошло, следовало предназначению. Только я не сразу это поняла. Теперь и ты, и Мичиру будете всегда находиться в бездонных глубинах, как я и Хотару. Это сплотит нас. Навсегда.
И Харука ушла. И стала учиться. Сквозь слезы и отчаяние, сквозь боль и страх, сквозь ненависть и сожаление. Они смогли. И теперь, сидя за плетеным столом вместе со своими подругами, она чувствовала внутри мягко волнующуюся ткань бездны, укутывавшую её душу. Харука смотрела на руку Мичиру, держащую пиалу с чаем, на бирюзовые кудри, подхватываемые легким ветерком; смотрела на Сецуну, такую далёкую и строгую, непостижимую и недосягаемую, и чувствовала, как вечное спокойствие Времени передается ей самой; смотрела на Хотару, в её бездонные глаза и понимала, что именно в них Аваддон оставил свою печать. Она смотрела и ощущала, как внутри что-то растекается теплом и наполняет её душу покоем. Наверно, это и есть счастье.
Неведомый художник наносил последние мазки на созданную им фреску. Лепестки сакуры беззаботно кружились на лёгком ветру, нежные, бледно-розовые. И воздух был как аромат духов, тонкий, едва уловимый, зовущий. И вся фреска была пропитана присутствием неведомого: ангел бездны смотрел своими ласковыми, мудрыми глазами.
Конец